Пресвятая Троица, и Её отражение в философии и социуме

Определив примерно, как и для чего на протяжении веков складывалась в ортодоксальном христианстве, священная для него формула Триединой Личности Бога, попытаемся разобраться в последствиях применения этой формулы в истории человечества, в науке, в творческой и общественной жизни на протяжении столетий (см. статью «Споры о Единобожии и Пресвятой Троице»).

Пресвятая Троица « для иудеев соблазн, для эллинов безумие», но для исследователя, разумеющего то, что всё наличествующее в области общих понятий есть непременно и в онтологии мира, - для него само Понятие о Троичности, которое он без труда находит в своём уме, именно Оно заставляет искать Причины Высочайшего порядка и во «внешнем» онтологическом мире, и такой исследователь находит Троичность везде: в строении слова и речи, во времени и в пространстве, в естественной родовой жизни…

Так в строении предложения: 1)Подлежащее (Отец) 2) Сказуемое (Дух) 3) Определение (Сын).

В функции слова: 1)Существительное (Отец) 2) Глагол (Дух) 3) Прилагательное (Сын).

В пространстве и творчестве: 1) Начало (Отец) 2) Путь и Дело (Дух) 3) Цель (Сын).

Во времени: 1)Прошлое (Отец) 2)Настоящее (Дух) 3) Будущее (Сын).

Кто-то конечно может и не принять такое объяснение «ипостасей» по отношению ко времени. Но в таком случае можно возразить несогласным, что Дух Времени лучше всего познаваем в настоящем, можно говорить и о Духе прошедшего Времени, но поставить Дух на Третье место и говорить о Духе Времени в Будущем, - это конечно будет слишком уж большая натяжка, потому как:

«Не властны мы в самих себе.

И в молодые наши леты

Даём поспешные обеты,

Смешные может быть, всевидящей судьбе» (Е.А.Баратынский).

Троичность мы можем найти не только в мистическом богословии, но и где бы только ни пожелали, но коль скоро нас занимает богословско-философская сторона этого вопроса, рассмотрим философскую Триаду: 1) Объект 2)Представление 3) Субъект и её атеистическую подмену: 1)Материя 2) Отражение 3)Сознание.

Если подойти к существу «основного вопроса философии» честно, то и теист и атеист, несмотря на коренную разницу взглядов, на первое место поставят «чтойность» мира, на второе - самою возможность его восприятия, и лишь на третье место - того, кто может быть, но может и отсутствовать в реальном мире, сущем и без конкретного личностного сознания – субъекта, всматривающегося в (данную ему?) жизнь.

Можно конечно Субъект поставить и на первое место, определив ему роль Отца, можно и на второе, поправ благодать Духа, но подобное отношение к миру только лишний раз подчеркнёт человеческую гордыню, не столь заметную в облачных мистических высотах, как на грешной земле.

Итак, и для теиста и атеиста получаем последовательность сущностных определений в такой вот Троице: 1)Отец, Материя – Объект и сущность 2) Дух, Отражение – возможность представления 3)Сын, Сознание, - Тот, Кто воспринимает, чувствует, представляет. И хотя Сын и на Третьем месте, но это конечно не третирование Его, потому что Он завершает Общее Дело Мироздания, сообщая Ему до конца живой и творческий смысл.

Чтобы показать, как разделение Единого Бога на «Что» и «Кто» привело к возвеличению Власти человеческой Личности над обезличенною народною массою рассмотрим Три ветви государственной власти: законодательную, судебную и исполнительную.

Поставим вопрос, какая же из ветвей власти может быть преимущественно связана с Отцом, Духом и Сыном? – 1) Законодательная от Отца 2) Судебная от Духа 3) Исполнительная от Сына.

И так потому, что Сам Сын Божий сказал, что кто согрешит против Него и даже против Отца – тому может проститься после достойного покаяния, а тому, кто согрешит против Духа Святаго – нет ему прощения ни на земле, ни на Небе.

И действительно, можно нарушить Закон Божий и понести за это наказание и быть оправданным после того. Можно согрешить против исполнителей Закона, и покаяться пред ними и быть прощённым.

Но нельзя сознательно извращать Справедливость Суда, яко разрушение самих принципов Справедливости имеет последствия не только для того, кто грешит, но и для тех, кого грехом вводит в соблазн сей.

Отметим, что, несмотря на прямые указания Евангелий об особом положении Духа Святаго к греху человеческому, на протяжении столетий оно так и не было понято христианами.

Так св. Игнатий Брянчанинов в своих рассуждениях о «грехах хулы на Духа Святаго» говорит о «чрезмерном уповании на Бога», об «отчаянии, противоположном чрезмерному упованию на Бога чувстве в отношении к милосердию Божию, отрицающему в Боге благость отеческую и доводящую до мысли о самоубийстве», об «упорном неверии, не убеждающемся никакими доказательствами истины, даже очевидными чудесами» («В помощь кающимся» из сочинений Епископа Игнатия Брянчанинова, издание Введенской Оптиной Пустыни, 1991г.)

«Должно прийти соблазнам, - говорил Иисус Христос, - но горе тем, через кого они приходят, лучше бы им не рождаться вовсе», но даже такие прямые самодостаточные определения остаются до сих пор непонятыми и каются в чём угодно, только не в извращении Божьего Суда, ведущего к разрушению общественной Справедливости, и это конечно же не случайно, но соответствует морали и нравственности апостола Павла, по словам которого, «делами Закона не спасётся никакая плоть».

Как видим из рассмотрения самой Власти и Трёх её ветвей непреложно следует то, что Дух Святой никак не может оказаться на третьем месте. Третирование судебной власти и возвышение над ней исполнительной приводит к нарушению всего строя общественной жизни и порождает две формы беззакония: так называемую «демократию» - власть законодательную не от Бога, но от человеческой личности, прикрывающейся «правами и свободами» личности и тиранию, когда человек «самодержавно» узурпирует судебную власть, присваивая себе право судить, разрушая общие принципы общественной справедливости.

Последний вариант был принят к исполнению в России в Триаде «Православие, Самодержавие, Народность», где Православие соответствует Отцу, Самодержавие – Сыну, и народность – духу. Конечно же, не случайно, что такая «православная» властно-местническая Триада «освятила» «Крепостное Право», казавшееся в самодержавной России незыблемым вплоть до 1861 года.

И после «освобождения крестьян», у которых власти самодержавной России украли землю, в «православной» среде раздавались и раздаются до сих пор голоса о несвоевременности таких «вольнодумных демократических» преобразований, как освобождение податного и эксплуатируемого на «своей» земле сословия по «Закону».

И тогда, и сегодня «православным» всё хотелось оставить по старому: власть у царя, земля у помещиков, а точнее - местников самодержавия, а народ, как Дух Святой в христианской Троице – на посылках («Отец отличается от Сына, так как Он больше; как Тот, Кто порождает, отличается от того, кто порождён; Тот, Кто посылает, отличается от того, кто послан», Тертуллиан).

Рассматривая Троицу Власти нельзя обойти вниманием и Троицу Любви. Это следует сделать хотя бы для того, чтобы никогда не путать власть с Любовью, что, к сожалению, весьма часто наблюдается в «христианской» среде.

Для того, чтобы путаница в этом вопросе имела место был искажён текст 13 главы Евангелия Иоанна, который можно увидеть на самом видном месте в интерьере православного храма – в куполе на свитке у Христа Пантократора, или же на центральной справа иконе «Иисуса Христа на троне» у Царских Врат:

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: якоже возлюбих вас, да и вы любите себя. О сем разумеют все, яко вы мои есть ученики, аще любовь имате между собою» (Ин., гл.13, ст. 34-35).

В русском Синодальном переводе этот текст претерпел значительные изменения: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. Потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».

Если рассмотреть первоначальный церковнославянский текст, то в нём можно выделить Заповедь любви к ближнему от Отца, признание в любви к ближним Сына и пожелание Его любить самих себя Его Любовью, плюс - указание на единый Дух Любви, свойственный ученикам Христовым.

В русском Синодальном тексте Троичное понимание утеряно, так как Второй член о Любви человека к самому себе по смотрению Христовому показался слишком уж свободным и соблазняющим мирян облечённым властью вязать и решить местникам церковным.

Но и церковнославянский текст, скорее всего, был искажён переписчиками и лучше бы звучал он в таком прочтении:

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга. О сем разумеют все, яко вы мои есть ученики, аще любовь имате между собою. Якоже возлюбих вас, да и вы любите себя».

В таковом прочтении Евангельский текст звучал бы от Сына, ведающего Волю Отца и животворящее веяние Духа, и в заключение и от своего Имени призывающего своих ближних к Единству в Любви, основанном не на взаимном обладании человека человеком, но на разумении человеческого достоинства, определяемого любовью.

Эта Троица Любви, высказанная Сыном Единородным как Заповедь от Отца, Духа и Сына соответствует Троице родовой естественной жизни, явленной не только в Роде человеческом, но и во всём живом мире, где Семя (Отец), Зачатие (взаимодействие мужского и женского – Дух) и Плод (Сын) определяют существование тварей во взаимной Любви друг к другу.

Отец наш Небесный, сотворивший мироздание и размеривший его по Роду и семени, дал возможность всему живому через семя в Любви, как единении мужского и женского начал, продолжать Его Дела. Такое вот понимание Троичности близко к общему строю русской философии конца XIX столетия Н.Ф.Фёдорова:

«Троица – это догмат о Торжестве любви, о высшем единстве в любви. Цель жизни человека – уподобление Богу в любви. Связанное с лучшими сторонами родового быта, как бы зародышами и предчувствиями грядущего совершенного общения, учение о Триединстве – есть не что иное, как высшее выражение родственности, оно обращено ко Всему Роду человеческому, к лицам взятым не в отдельности, а в совокупности и призывает к Делу общему, родовому.

В Триедином Существе нет ничего бессознательного и невольного, ибо всё в Нём ведение и могущество. В этом смысле Троице христианской можно противопоставить бесчисленные триады языческих религий (на триады разлагается всякий политеизм). Православие заменило триады Рождения Триадою общего дела, воскрешения, ибо все родители суть чада и даже все они – одно чадо, ибо забота о родителях не может вести к вражде, а только к Единству.

Образец общества был выработан не адвокатами, но отцами церкви в догматических спорах о нераздельной и неслиянной Троице (Единство без розни, различие без слияния). Если мы не принимаем Единого Бога в Трёх лицах, то это именно потому, что других связей, кроме насилия и выгод, не признаём.

Нравственность не только не ограничивается личностями, обществом, а должна распространяться на всю природу. Задача человека – морализировать всё естественное, обратить слепую невольную силу природы в орудие свободы…

В основу дантова рая положено птолемеевское суеверие. Самый великий грех совершает Дант, поэт рая несовершеннолетних, когда достигает высшей степени рая, когда изображает Св. Троицу; он видит в Ней лишь вечный свет, т.е. одно лишь знание, который сам в себе покоится (бездействие), один себя постигает и, собою постигнутый, себя (только себя) знает, себя ( только себя) любит, т.е. Пресвятую Троицу, как образец единодушия и согласия, Дант заменяет обоготворением себялюбия – небо оказывается не лучше земли…

Заботились о сохранении независимости и равенства личностей, а не об отечестве и братстве, хотя слова эти употреблялись. Все еретические построения имели целью провести черту между Богом и Богочеловеком, а когда это не удалось между Богочеловеком и человечеством.

Вера была не искренняя, а знание не совершенно, не имея общего дела, христианство стало индивидуализмом, откуда пошло обожествление личности и родился атеизм Возрождения.

Вытесненное из жизни Христианство сделалось духовным спасением. Религия стала внемирной, оставив род человеческий в подчинении слепым силам, орудием которых он сделался в производстве предметов наслаждения и вражды, и в борьбе за них орудиями взаимного истребления.

Вместо моления «о всех и за вся» следовало бы фундаменталистам молиться «кое о ком и кое за что».

Бездействующее христианство – взаимное стеснение науки и религии, христианство как общее дело – союз между ними. Наука делается живоносной, а религия догматизм превращает в проективизм, индивидуализм – в универсализм, обнимающий все поколения рода, спиритуализм – в реализм воскрешения во плоти».

Н.Ф.Фёдоров первым высказал крамольную мысль о Пресвятой Троице, мысль совершенно невозможную для ортодоксально мыслящего христианина – «заботились о сохранении независимости и равенства личностей, а не об отечестве и братстве»… «не имея общего дела, христианство стало индивидуализмом, откуда пошло обожествление личности».

«По Н.Ф.Фёдорову догмат Троицы, как заповедь, как образец, как план относится не к отдельному человеку, ищущему индивидуального спасения, а «к людям в их совокупности», призванным превзойти нынешнюю организацию общества «по типу организма» и устроиться по типу троичного, любовно-соборного бытия, создав из себе человеческое всеединство, нераздельное в своём высшем помысле и усилиях по его осуществлению, неслиянное в безликую массу, а светящееся самобытными личностями каждого» (С.Г.Семёнова).

Н.Ф.Фёдоров Троицу Любви , Единодушия и Согласия впервые противопоставил принципам иерархии, царящим как в природном, ещё не одушевлённом Духом естественном мире, так и в социальном общественном человеческом мироустройстве. Это был впервые совершённый непосредственно в области христианского богословия поворот от «Ипостаси» к «Усии», давно уже намечавшийся в Русском Православии в храмоздательстве, монументальных фресках и иконописи, сначала в Киевской Руси, а затем в иконописи Андрея Рублёва и Дионисия в конце XIV-XV столетиях.

Таким образом, первое же серьёзное слово русской философии было высказано наперекор многовековому развитию Запада и опиралось на богатейшую традицию понимания Храма, как Образа Мироздания, выраженного в объективации энергий Святой Софии Премудрости Божией.

Святая Русь и её Православие не сыграли до сих пор значительной роли в мировой истории, несмотря на огромный потенциал русского народа и достижения его высокой духовной культуры, яко наше национальное развитие было остановлено сначала лицемерием продавшейся монголам Византии, а затем различными формами извращённой веры и культуры принимаемыми с Запада местниками самодержавного ветхозаветного иерархического строя с целью порабощения ближних своих.

И потому для того, чтобы понять, что происходило и ныне происходит с нами, обратимся к западным моделям построения социума, заменившим Род и естество, и самую Веру и нравственность выводившим из иерархических юридических отношений.

Тринитарные построения средневековой схоластики Фомы Аквинского, Николая Кузанского, номинализм Уильяма Оккама, реализм Дунса Скотта и Иоганна Скотта Эриугены сменились на Западе возрождением античной философии в трудах Пико делла Мирандолы и Марсилио Фичино, приведшим к монадологии Лейбница и картезианству Р.Декарта.

В этой же плоскости, производящей сознание от произвола «Ипостаси» строил свою философию и логику и Им. Кант, пока не пришёл к разумению субъекта, объекта и представления в их нераздельности и взаимообусловленности между собою, - в своей последней глубине возвращающей философию к давно утраченному «языческому» принципу «Прави», «Яви» и «Нави». У Им. Канта есть система 12 категорий онтологических , построенная по принципу Троичности в Качестве, Количестве, Отношении и Модальности, которые соответствуют натуралистической философии Эмпедокла с четырьмя стихиалями Воздуха, Земли, Воды и Огня.

Напрашивается вывод о том, что у Им. Канта Троица мыслится как Единый универсальный принцип бытия, как субъекта и объекта, так и порождающего их , и распадающегося на них представления, вне зависимости от того, какую именно Стихию объективного мира или Категорию человеческого сознания сей принцип строит, и где соответственно определяется.

Категория Качества - Воздух:

1) Реальность ( качественности объективного мира).

2) Отрицание ( реальности качества объекта и утверждение за этот счёт качества субъекта).

3) Ограничение ( где реальность объекта и отрицание в субъекте находят точку соприкосновения в представлении).

Категория Количества - Земля:

1) Единое

2) Множественность (невозможная без определения каждого её элемента единым)

3) Целокупность (когда принцип Единства по какому-либо параметру определяет множество).

Категория Отношения - Вода:

1) Сущность - присущность (субстанции и акциденции, внутреннего с внешним).

2) Причина – следствие (сознание, увязывающее реальные отношения в удобный для него ряд).

3) Взаимодействие (когда онтология реальных отношений во взаимодействии с причинно- следственным рядом обретает полноту связи).

Категория Модальности - Огонь:

1) Возможность – действительность (действие, воспринимаемое в объективном ряду как возможное)

2) Существование – несуществование (действие, подлежащее осуществлению в единстве с внутренним строем существования субъекта).

3) Необходимость – случайность (действие, исходящее из внешней возможности и внутренней существенности во взаимоотношении их, как действия необходимого).

Модальность действия, принимаемого сначала в онтологическом ряду, как наличие самой его возможности, затем как действия , подлежащего осуществлению, и после того во взаимоотношении внешней возможности и внутренней убеждённости осуществить яко действие необходимое, лишённое случайности.

Из рассмотрения Таблицы Категорий, создание которой Им. Кант, конечно же не случайно, почитал высшим достижением своей философии, следует вывод, что при построении сей гениальной Таблицы, вначале ставится вопрос «Что?», уже из него прямо исходит вопрос «Кто?» и лишь после этого речь идёт о взаимоотношении «Кто?» и «Что?» в соединяющим их представлении.

Если говорить о нравственном смысле Таблицы Категорий, - то он в том, что человек определяет свой индивидуальный ум («Кто?») из чувственного объективного мира («Что?») и лишь затем вновь соотносит своё внутреннее представление о мире с общим строем мироздания. Потому и говорил немецкий философский гений о «Звёздном Небе над нами, и о Нравственном Законе внутри нас».

Величие Канта не поняли его «младшие современники» Фихте, Шеллинг, Гегель. Взяв его открытие ноуменального мира за основу, они, яко «добрые христиане», постарались вновь придать ему личностный, ипостасный – «духовный» в их субъективистском понимании характер, и вернули в той или иной форме «на круги своя» христианское богословие, сотворив при этом системы мышления, в которых не было, увы, задачи познать мир и ведать Божественные Тайны, естественного намерения хотя бы указать на Них, и на Их Величие – недоступность ограниченному уму человеческому, но было жалкое желание объяснить всё и вся из возможностей лжеименного человеческого рассудка. Сделано это было опять-таки при помощи веками дискредитировавшей себя неоплатонической «диалектики» в аристотелевской упаковке.

Наиболее «совершенную», зацикленную на себе, и в «саму себя из себя и для себя возвращающуюся» « диалектическую» схему создал Гегель. Знаменитый «закон» перехода «количества» в «качество» был изобретён Гегелем для того, чтобы снять поставленный Им. Кантом вопрос о несводимости субъекта и объекта в единое измерение без наличия опосредующего их представления, в равной степени принадлежащего как субъективному, так и объективному миру.

Постулируя «меру» как единство между количеством и качеством Гегель строит свою «диалектическую систему феноменологии Духа» выводя количество (материю, субстрат, число, землю) из Духа («качество» - воздух, закон), - Духа, который сам себя познаёт, изливаясь подобно неоплатоническому «Единому» и лейбницевской «Монаде» из самого себя в своё иное, и возвращается оттуда уже в обновлённом виде, благодаря «законам»: «единства и борьбы противоположностей» и «отрицания отрицания».

«Законом борьбы противоположностей» «великий немецкий диалектик» Гегель кодирует отношения предметов в пространстве и времени и самое движение, а «отрицанием отрицания» силу и энергию во Вселенной, которая воспринимается из глубины Абсолютно Ипостасного Духа ( как некое сверхкачественное «Я»!), переходящего в своё иное – материю («количество»), и в борьбе между материальным и духовным («противоположностями») приходящего к их Единению в отрицании прошлого во имя будущего.

В этом Гегелем прозревается Эволюционное Духовное Единство, исполненное движения, творческих свершений, «рождённых и возрождённых на почве человеческого духа» и Абсолютного Духа в повторяемости циклов на всё более недоступной высоте (так называемая «Спираль» эволюционного развития).

В самодостаточной в «самой себе и для себя» Духовной модели Гегеля высказалась до конца «святая» уверенность в том, что «духовность», яко Личная Воля и Обособленность от мёртвого без освежающего действия Духа мироздания – Высший Дух должен всегда побеждать и насиловать мирское.

На привычный и тупой вопрос, слышащийся «духовным людям» из каждой философской подворотни, из каждого богословского угла, что главнее, дух или материя, Гегель отвечает казалось бы наиболее совершенной логической системой «объективного диалектического идеализма». Невдомёк было Гегелю, что его система в точности также попирала Дух, как и самый, что ни на есть вульгарный и утилитарный атеизм.

По сути дела и гегелевская «диалектика» и трансформировавшийся из неё впоследствии «диалектический материализм», признающий в основе всего материю и «законы диалектики» «плоть от плоти» (в данном случае очень точное выражение третирующее Дух) от развитого христианства, из которого окончательно изгнали Дух, и на Его место поставили индивидуализм и волюнтаризм личности.

Просто пришло время и люди увидели, что без такого Бога, обожествляющего человека и его творческие потенции и игнорирующего при этом Род и естество можно легко обойтись и сделали брутальный вывод, что Творца не нужно вообще.

Так и сказал Лаплас: « В этой теории не вижу необходимости». Дискредитировавший сам себя в общественном творчестве человек перенёс все свои неудачи на Творца мироздания, отказав Единому Богу в необходимости для человека и Его Творчества, а затем в Существенность Его Бытия, и, наконец, утратил веру и в самую возможность бытия Единого.

И такой вот ограниченный взгляд, однако оставлявший миру онтологическое бытие по присущим ему самостоятельным законам, казался всё же много яснее и чище набившего оскомину своим волюнтаризмом и субъективизмом веками дискредитировавшим самого себя христианством.

И действительно, коль нет Духа, а на Его месте - человеческая личность, то почему бы не свергнуть и её с несправедливо занимаемого пьедестала, и не поставить на её место очищенную от всего наносного и субъективного «чтойность» мира, взяв её, так сказать, в «чистом», без ненужной примеси управляющего ею Бога, виде?

Что можно сказать на это? – Материализм, оставляющий внешнему миру право «отражаться» в пассивном человеческом сознании и существовать по независящим от человеческой воли законам, всё же плодотворнее и нравственнее религиозного субъективизма, полагающего, что «мир во зле лежит» и что «всякая власть от Бога».

Он, по крайней мере, открыто не унижает естества. Но вот беда, не имея возможности из хаотического броуновского движения атомов и молекул объяснить гармонию и порядок мироздания, материализм прибегнул к т.н. «законам диалектики».

Невдомёк было материалистам типа Людвига Фейербаха, что изверившись в христианского Бога, и обращаясь от Него к вере в Человека («Человек человеку – Бог»), они по сути топчутся на месте, так как и ранее вера в Единого Бога выродилась в веру богочеловеческую и утонула в субъективизме. И когда Л.Фейербах взял на вооружение «законы гегелевской диалектики», он не догадался, что хотя они оказались весьма удобны для материалистических построений по причине своего скрытого внутреннего атеизма, но исходят то эти «законы» из того же самого источника, от которого он отказался – от христианского субъективизма тринитарных построений.

Количество – материя, качество – Дух, и в такой вот примитивной схеме, игнорирующей другие стихиали, материя обладает качествами у материалистов, а Дух – материей у идеалистов, и начинается и теми и другими «демиургами» строительство мироздания из Единого мыслимого ими центра, не суть главное - материального или духовного.

И не важно, кто их них считает себя правым и имеет на то больше оснований в той или иной пространственно-временной, энергетически-силовой ситуации. Всё одно ошибаются и те , и другие, и теоретики и практики, и «физики и лирики».

Лгут и ошибаются потому, что настаивают на своей единственно правильной точке зрения на мир, принципиально не желая познавать «окружающее» человека, любить ближнего, входить в общий поток естественной жизни, открываться новому «и погружаться в неизвестность и прятать в ней свои шаги» (Б.Л.Пастернак).

Это самоуслаждение «собою любимым» – эта «назойливая обезьяна, которая корчит маньяка пред зеркалом ночи моей» (Поль Элюар), эта удовлетворённость своими умственными возможностями, в основе которой, как в материалистической «вере» в Материальное Единство мира, так и в богочеловеческом, произволяющем единственном Духе Личности человеческой, «верящей» в самоё себя, проявляется в общем одно и тоже безверие в онтологическое Единство сотворённого мира, где есть и Дух, и материя, и движение в пространстве и времени, и сила и энергия.

Нежелание видеть и принимать мир таким, каков он есть, указывает непредвзятому уму человеческому на то, что извращённая вера и безверие есть по сути - одно и тоже кощунство, одно и тоже отрицание творения, а стало быть, и его Творца.

Наивна надежда материалиста на то, что количество ремесленного труда непременно со временем перейдёт в качество художественного творчества, также наивно, как представление Ж.Б.Ламарка о том, что приспосабливаемость живых существ к окружающей среде приводит их к биологической эволюции и закрепляется в потомстве.

Также, впрочем несостоятельна и надежда художника творца на то, что качество его творчества будет достойным образом оценено в подобающем его произведению количестве денежных единиц. Этому никогда не суждено быть потому, что между качеством и количеством пропасть.

Это всегда были, есть и будут разные системы отсчёта, никогда и ни в чём не совпадающие. Самый счёт в количестве имеет иную природу, чем счёт в качестве. Если в количестве идёт однообразный подсчёт качественно однородных единиц, то в качестве каждое новое число описывает новую сущность, в принципе изменяющую это качество. Мера присутствует и в количестве и в качестве, но суть её в зависимости от стихиалей разная. Мера – есть равновесие внешнего и внутреннего в объекте, черта за которой происходит изменение.

Когда рассуждаем о мере, должен торжествовать императив справедливости, не позволяющий извращать эту меру в угоду субъективной воле личности. Непонимание меры как равенства возможностей у ближних в праведном Роде есть сегодня общий недостаток всех безо всякого исключения монотеистических религий.

Все они должны покаяться в том, что не «возлюбили ближнего своего как самого себя», но, используя иерархические приёмы, возвысились над ближними своими, подложив их под дань услужения мирским и духовным властям, ничего общего не имеющим с самоотверженной любовью, покорили народы под дань раболепия пред своим авторитетом в системе религиозного конфессионального исповедания - пред Господином, сиречь хозяином своим, - миродержцем века сего.

Качество произведения искусства, любой творческой работы может быть измерено теплотою чувства любви и правдою жизни, которые были вложены в них. Количество труда может иметь отношение к предмету искусства лишь постольку, поскольку этот труд был творческим, то есть , речь идёт прежде всего о качестве, и лишь затем о количестве рабочего времени и физических, душевных и умственных усилий. Искусство, как об этом знают способные творить, заключается в «чуть – чуть», и достаточно было Веласкесу, Ван-Дейку чуть тронуть кистью работы своих учеников, как они обретали величие шедевров. И, с другой стороны, сколько бы долго и усидчиво ни трудился мастеровой, ничего выдающегося создать он в принципе не способен.

Именно во взаимоотношении количества и качества человеческого труда проявляется негативная роль денег. Деньги – это количество условных единиц (у.е. – точное определение) прямо направленных на замену количеством качественности мира. Здесь стихиаль «земля» – количество тщится заместить «воздух» - форму, идею, душу, да и, наконец, и самый Дух – ВО-З-ДУ-УХ индивидуального и родового существования. Субстанция вопреки Божьему Закону замещается акциденцией, или в лучшем случае подчиняется ей – идёт в услужение.

Воздух, которым мы дышим, нельзя заменить пищей, которой мы питаемся. И стихиаль «вода», которую мы пьём - сиречь отношения с ближними также в точности не может быть заменена «землёй» - твёрдой сухой пищей. Всегда и везде и во всём должна быть строгая иерархия между стихиалями: «эфир», «воздух», «вода», «огонь», «земля». Здесь степени – есть ступени Свободы, осознанности, разумности по-степенного схождения Свыше, экстериоризации, материализации Святых Сил.

Качество может и должно определять количество, но ни в коем случае не наоборот. Талант художника творца может рождать восторг и известность, но только не мода и признание толпы порождают талант. Также и Слово, Слог и Боуква в зависимости от их значительности в системе духовных координат могут порождать число. Но грешно числу подчинять числовым отношениям Слово и Боукву: это без-образ-но, от-врат-и-тель-но, противо-естеств-е-н-но.

Неприятнее всего то, что ползуче созерцательное числовое мышление рядится в тогу философа, тщится представить себя самым что ни на есть возвышенным и элитарным, мистическим, и проявляет себя казалось бы на высочайших «духовных» ступенях.

Сие мы видим у Пифагора, Аристотеля, Гегеля, неоплатоников и христианских мистиков. Отрицательная т.н. «апофатическая теология» объявляет себя без всякого преувеличения вершиной человеческого знания, примерно на том же основании, что и число, замещающее своею мёртвой схемой сущность тех или иных явлений. Отражение, отсутствие Света превозносится над Светом и заключённостью его в образе (ОБ-РА-АЗ), т.е. в свершённых Им родовых сущностях, получивших от Света и Бога – АЗ: свободную волю и индивидуальность.

Слово

В оный день, когда над миром новым Патриарх седой, себе под руку

Бог склонял Лицо Своё, тогда Покоривший и добро и зло, Солнце останавливали Словом, Не решаясь обратиться к звуку,

Словом разрушали города. Тростью на песке чертил число.

И орёл не взмахивал крылами, Но забыли мы, что осиянно

Звёзды жались в ужасе к Луне, Только Слово средь земных тревог,

Если, точно розовое пламя, И в Евангелии Иоанна

Слово проплывало в вышине. Сказано, что Слово это – Бог.

А для низкой жизни были числа, Мы Ему поставили пределом

Как домашний подъярёмный скот, Скудные пределы естества,

Потому что все оттенки смысла И, как пчёлы в улье опустелом,

Умное число передаёт. Дурно пахнут мёртвые слова.

Н.С. Гумилёв, 1918 год.

Пожалуй, не «все оттенки смысла передаёт число», но ск… Продолжение »