Меню сайта
Форма входа
« Предыдущая часть
… Самое главное, для чего осуществлялся этот совершенно безумный безграмотный «переклад» - это совершенно сознательное разрушение православного «Символа Веры» и извращение его по католическому римскому западному образцу. Напомним, что камнем преткновения между католиками и православными является понимание Духа Святаго во Святой Троице. Именно католики произвольно ввели, разрушив Халкидонский «Символ Веры» 451 г. н. э., исхождение Духа Святаго «и от Сына» и получилось, что ипостась Святаго Духа не равночестна Отцу и Сыну. Ровно это и имеем в «сучасной транскрипции».

 

 

У Кобзаря восьмой член «Символа Веры»:

«и в Духа Святаго, Господа животворящаго, Иже от Отца исходящаго…»

В «сучасний транскрипции» восьмой член «Символа Виры»:

«И в Духа Святого, Господа, животворящого, що вид Отця и Сына изходит…»

 

Вот таким нехитрым образом простецов из Святого Православия лукаво и незаметно уводят в униатское извращение истинной Православной Веры. Что здесь особенно мерзостно, так это использование авторитета Великого Кобзаря в украинском народе. Ведь надеются на то, что простой украинец не станет читать оригинальный текст Шевченко, напечатанный тридцатью шестью (36) церковнославянскими буквами, а будет читать так, как его уже давно приучили выходцы с Западной Украины, с новейшими украинскими буквами «ii» и перевёрнутым «э», и без старославянских букв: «ять», «ы», «фиты» и «ижицы», русской «ё», что присутствуют в тексте Шевченко.

 

Получается Великий Кобзарь для того работал над созданием единого общеславянского языка, чтобы его Именем разрушали Единство и дружбу братских народов и обращали в угодную Западу нечестивую веру. Обращали подлогом и ложью и всё это распространяли для малолетних детей 100000 тиражом центрального детского киевского издательства «Веселка»! И при этом лауреат Ленинской премии лицемерно писал:

 

«Буквар пивденноруський», составленный Шевченко для украинских воскресных школ, был любимою работою нашего национального гения, его прощальною лебединою песнею, яку он посылал с хмурых берегов Невы далёкой своей Украине, её детям… В этой невинной просветительской книжечке казённая бюрократия узрела сразу что-то крамольное, ещё одно намерение поэта «вызывать снова к отдельной жизни малороссийскую народность» (эта цитата Т.Г.Шевченко приведена у Гончара по-русски). Ясное дело, было и такое намерение – обучать детей, обучать их отцов, и таким чином возвысить колонизированную нацию до высшего уровня просвещённости. Но что же в том было греховного? Только дикая деспотичная империя, что творя произвол, держала народы в вечной темноте и бесправии, могла увидеть криминал в наиприроднейшем желании интеллигента распространять среди людей свет знаний и науки.

Тупорылые тогдашние держиморды (ничем не лучшие нынешних имперских прислужников ) даже не заметили, что укомпонованный Шевченко маленький «Буквар» насквозь был пронизан гуманным духом христианского учения, тысячелетних апостольских заповедей, на мудрой морали которых основывается жизнь цивилизованных наций!

Среди вульгарных социологов немало желающих, выхватив отдельные гневные строки из «Кобзаря», изображать их автора певцом топора, подстрекателем голытьбы к кровопролитию, к мести и нещадной межнациональной вражде. Стоит ли верить этому? Стоит ли обобщать то, что, возможно, было сказано в минуту раздражения и нестерпимой кривды?... Однако кто ещё с такою силою и пристрастностью, как Шевченко, возвеличил мирный добро творящий труд людей, красу патриархального согласия и добродетельности?...

Мудрый гуманизм Шевченко даёт нам право ставить его ясновидение наравне с прозрениями таких великих гуманистов человечества, как Сковорода, Руссо, Лев Толстой, которые задолго до наших дней познали мудрость простой, гармоничной с природой жизни и не раз предупреждали потомков от гибельной людской безалаберности, хищнического ненасытного потребительства, от непомерных аппетитов тех, «хто за край свита заглядае», а в ответ получает этот лихоизвестный Чернобыль, что так сурово остерегает современную цивилизацию от технического пересыщения, от легковесного самоотравления планеты, способного привести к гибели всего живого на земле…» (Олесь Гончар).

 

Что же, судя по мнению Ленинского лауреата украинского происхождения, советского писателя, чьим именем совсем недавно была наречена историческая улица Малая Владимирская, ведущая из долины реки Лыбедь к Золотым Воротам стольного Киева, у Великого Кобзаря как нельзя много общего с французским просвещением Руссо, непротивлением злу силою Льва Толстого и, наконец, с лукавыми мудрствованиями бродячего «неоплатоника» Сковороды, произведения которого писанные церковнославянским южным суржиком никто не только на Украине, но и в России, с которой у Григория Савича в языке по крайней мере гораздо больше общего чем с Украиной, до сих пор не может одолеть и разобраться наконец в причинах их «всемирного» значения.

 

Как Вам будет угодно, многоуважаемый классик украинского соцреализма, Олесь Терентьевич, да только у указанных Вами миротворцев ничего общего ни с какого боку с Т.Г.Шевченко нельзя приметить?! И зря Вы тратили порох на «деспотичных, тупорылых, русских имперских держиморд с хмурых берегов Невы (ничем не лучших нынешних имперских прислужников)», национальность которых видимо не случайно так и не решились обнародовать?

 

«Казённая бюрократия, колонизировавшая украинский народ, удерживающая его в темноте и бесправии» в точности также, как и Вы, милейший и многоуважаемый член президиума украинского союза советских писателей, угнетала «ваш» народ западным «просвещением», и, «распространяя свет знаний и науки», весьма «интеллигентно» прививала славянам «мудрую мораль», искажённых «тысячелетних апостольских заповедей», «на которых основывается жизнь цивилизованных наций», но которые никогда не были обязательными для гениального славянского казака и Кобзаря, никогда не призывавшего, в отличии от Вас, при всех его прозрениях, к патриархальному согласию и миру с панами и мирному труду во их добро и благо.

 

Да, последний из казаков Украины, Тарас Григорьевич Шевченко, никогда не ховался за чужими спинами от трудностей народной жизни и украинских панов не жаловал, и тому имеются непререкаемые исторические свидетельства. Вспомните :

 

«Рабы, пиднижки, грязь Москвы,

Варшавське смиття - ваши паны,
Ясновельможнии гетьманы.

Чому ж вы чванитеся, вы!

Сыны сердешной Украины!

Що добре ходите в ярми….»(1845 г.)

 

«И не в одним отим сели,

А скризь на славний Украини

Людей у ярма запрягли

Паны лукави…Гинуть! Гинуть!

У ярмах лыцарськи сыны,

А препогании паны

Жидам, братам своим хорошим,

Остатни продають штаны…

……………………………..

А як не бачиш того лиха,

То скризь здаеться любо, тыхо,

И на Украини добро. …» (1848 г.)

 

«Малорусскому поселянину не было бы ни на волос легче, если бы все паны в Малороссии были малороссы, - напротив было бы малороссу тяжелее от этого, как свидетельствовал нам Шевченко. Мы знаем, что очень многие из образованных малороссов и, кроме помещиков малороссов, не захотят признать этого мнения за истину: она противоречит национальному предрассудку, потому многими будет отвергнута, по крайней мере, на первый раз. Но никакие голословные мнения не поколеблют нашего мнения, опирающегося на такой авторитет, как Шевченко. Не опровергать наши слова мы советуем друзьям малорусского народа, а призадуматься над ними и проверить их фактами. Факты подтвердят их, мы в том уверены, потому что Шевченко чрезвычайно хорошо знал быт малорусского народа. Опираясь на этот непоколебимый авторитет, мы твёрдо говорим, что те, которые захотели бы говорить противное, ослеплены предрассудком и что малорусский народ ничего, кроме вреда, не может ждать себе от них» (Н.Чернышевский, «Полное собрание сочинений, т.VII, М.1950, стр. 792-793).

 

Чтобы не складывалось у украинцев впечатления, что Н.Чернышевский писал неискренно, приведём ещё и его понимание масштаба творчества Кобзаря: «Когда у поляков явился Мицкевич, они перестали нуждаться в снисходительных отзывах каких-нибудь французских или немецких критиков: не признавать польскую литературу значило бы тогда только обнаруживать собственную дикость. Имея теперь такого поэта, как Шевченко, малорусская литература также не нуждается ни в чьей благосклонности» (там же, с.935-936).

 

Но довольно, хватит рыться в словесных ухищрениях советского Ленинского лауреата, панибратски именующего Великого Кобзаря «Батько Тарас». Какой Тарас Григорьевич ему «батько»? Ему батька – поп, и «что ни поп - от ему и батька»! И в каждом униатском попе нехай себе прозревает «з такой силой пристрасти», на которую способен, - «красу патриархальной злагоды й доброжитности»… .

 

Лучше попытаемся ответить на вопрос, почему Шевченко с такою светлою надеждою высказался о «ций невинний просвитницкой книжечци» (О.Т.Гончар) – о своём «Южнорусском Букваре»:

 

« Якбы Бог помиг оце мало дило зробити, то велыке само б зробилося»? На что надеялся Кобзарь, о каком Большом Деле мечтал, и почему верил в свою Азбуку, как в орудие спасения своего окраденного народа?! О чём молился Богу, неужто только о просвещении, и на него только одно возлагал все свои надежды ? А что же собственно отличает Тарасову Книгу от сотен таких же букварей, «граматок» по-украински? Что в ней нового, по сравнению с предыдущими?

 

Да, конечно вряд ли в каком букваре, что были до Шевченко, можно было прочесть такие народни пословыци:

 

З дужым – не борысь;

А зъ багатым – не судысь.

Кому-кому, а куцому буде!

Багато панив – а на греблю некому.

 

Казав пан: Кожух дам - Та й слово ёго тепле.

Заставь дурного Богу молытца – то винъ и лобъ пробье.

З брехни не мруть – Та виры билш не-ймуть.

Брехнею весь свит пройдешь - та назадъ не вернешся.

 

Абы булы побрязкачи, То будут и послухачи.

Ледачому животови – и пироги вадять.

Абы мыни мисяць свитывъ; а зори я й кулакомъ достану.

 

 

Здесь же в букваре Шевченко даёт понятие о «Едыном Святом Законе» по «Слову Правды и Любви» данном Богом человеку, о Единой церкви. В «складах» Шевченко разбирает по слогам свои переложения псалмов, где речь опять идёт о Родовом Единстве по естественному праву славянского народа, о Правде Слова Небесного, о жизни совместной, где не делят единое родовое добро, и о тех, кто творит на земле «дила кровави лукави», о «каре неправых». И если уж « братив своих Господь не забуде» и «в семьи велыкий, пошле им добру долю од вика до вика», то не сложно понять, что у Шевченко речь идёт не только о своей Родине, но обо всём «честном соборе» «нелукавых серцем».

 

В этом же контексте следует понимать и переведённые с русского на украинский слова в самом конце «сучасного» букваря: «…Треба любити й пышатись найкращою своею Матерью. И я, яко сын Её великого симейства, служу, якщо не ради добра для нього явного, то принаймни, для славы имени Украины». – И в этих словах звучит тоже понимание глубочайшего Единства Слова , Веры у сыновей Единой Матери Рода человеческого и служения в нём, и конечно же не ради сладкого местечка для себя в раю , но « по крайней мере для славы Имени своего народа».

 

Представлены Т.Шевченко в букваре ещё две думы о поповиче и поповне, в которых речь идёт в иносказательной форме о грехе отделения церкви от своего народа – от отцов и матерей своих и о необходимости её искреннего раскаяния в этом грехе. Грех этот так велик, что с только с превеликим трудом после слёзного жертвенного покаяния отпускается Пырятинскому поповичу Олексию, а Маруси попивни Богуславке, даже после того, как выпустила она казаков из турецкой неволи, грехи её личные не отпускаются, и она с болью душевной осознаёт это, потому как она сама «потурчылась, побусурменылась, для роскоши Турецькои, для лакомства нещасного!».

 

Заканчиваются думы Шевченко недвусмысленным призывом к Богу избавить славян от чуждой им иноземной веры:

 

«Ой вызволи, Боже,

нас всих, бидных невольныкив,

Зъ тяжкои неволи,

Зъ виры бусурменськои,

На ясни зори,

На тыхи воды,

У край веселый,

У мир хрещеный!

Выслухай, Боже в прозьбахъ щирыхъ,

У нещасныхъ молытвахъ

Насъ, бидныхъ невольныкивъ!»

 

У Шевченко в его думах о поповиче и поповне, как и у Пушкина, в иносказательной форме говорят волны «сынёго моря, буйный витер, зори, ясненький сокол, мисяць». «Билый Камень» у Шевченко, что стоит «на сынёму мори» не означает ли краеугольный Камень Рода, «стоящий во главу угла и дивный во очесех наших»?! А что может представлять собою «темныця на камени биленькому», не тоже ли, что пушкинская «златая цепь на дубе том»? А что это за «пан Турецкий», выезжающий на Пасху « в роковый день Велык-день до мечети» и отдающий «дивке бранке Марусе, попивне Богуславке на руки ключи от темныци каменной»? И что означает «каменная темныця» с «козаками невольныками», установленная «паном Турецким» «на биленькому камени»? Не «ярмо» ли пушкинское это «с гремушками» - чужеродная церковь? И цензор Архимандрит Фотий и цензор В.Бекетов проглотили всё это и не поперхнулись? Добре, дуже добре скрыв гениальный Кобзарь свои думы от непосвящённых!

 

От яке Велыке Дило затеял сладить Великий Кобзарь – построить новую родовую церковь, объединённых единой Азбукой из тридцати шести букв славян: русских, украинцев и белорусов. Да, если бы эта Азбука была понята и осознана, хотя бы со временем, исчезла бы причина раздора в великой славянской семье братских народов. Вспомним поэму «Еретик»:

 

«Отак нимота запалыла

Велыку хату. И симью,

Симью славян розъединила

И тыхо, тыхо упустила

Усобищ лютую змию.»

………………………….

Зибралыся, мов Иуды

На суд нечестивый

Против Христа. Свары, гомин,

То реве, то вые,

Як та орда у табори

Або жиди в школи…

…………………………..

У злодия вже злодий краде,

Та ще й у церкви. Гады! Гады!

Чи напилися вы, чи ни

Людськои крови?...Не мени,

Велыкий Господи, простому,

Судить велыкие дила

Твоеи Воли. Люта зла

Не диеш без вины никому.

Молюся, Господи, помилуй,

Спаси Ты нас, Святая Сило,

Язви язык мой за хулы

Та язвы мира изцыли.

Не дай знущатыся лукавым

И над Твоею Вечной Славой,

Й над нами, простыми людьми!

…………………………………

Кругом неправда и неволя,

Народ замученный мовчить.

И на апостольским престоли

Чернець годованый сыдить.

Людською кровию шинкуе

И рай у наймы оддае!

Небесный Царю! Суд Твий всуе,

И всуе Царствие Твое!

……………………………….

Полылыся рикы крови,

Пожар загасили.

А нимчики пожарище

Й сирот роздилыли.

Выростали у кайданах

Славянськии дити

И забулы у неволи,

Что вони на свити!

А на давним пожарищи

Искра братства тлила,

Дотливала, дожидала

Рук твердых та смелых, -

И дождалась…Прозрив еси

В попели глыбоко

Огонь добрый смилым серцем,

Смилым орлим оком!

И засвитыв, любомудре,

Свиточ Правды, воли…

И славян симью велыку

Во тьми и неволи

Переличив до одного,

Переличив трупы,

А не славян. И став еси

На великих купах,

На розпутти всесвитньому

Иезекиилем.

И - о диво! - трупы встали

И очи розкрыли,

И брат з братом обнялыся

И проговорили

Слово тыхои Любови

Навики и вики!

И потекли в одно море

Славянськии рики!»

 

(1845 г.)

 

Ежели кому-то ещё неясно о чём здесь пишет Шевченко, мешает «луда на очах несытых», а может «романтическая» стихотворная форма не даёт понять до конца великие мысли гениального Кобзаря, приведём тоже самое содержание в прозе по-русски и по-украински :

« Что же говорят пытливому потомку эти частые тёмные могилы на берегах Днепра и грандиозные руины дворцов и замков на берегах Днестра? Они говорят о рабстве и свободе. Бедная, малосильная Волынь и Подолия, она охраняла своих распинателей в неприступных замках и роскошных палатах. А моя прекрасная, могучая, вольнолюбивая Украйна туго начиняла своим вольным и вражьим трупом неисчислимые огромные курганы. Она своей славы на поталу не давала, ворога-деспота под ноги топтала и свободная, нерастленная умирала. Вот что значит могилы и руины. Не напрасно грустны и унылы ваши песни, задумчивые земляки мои. Их сложила Свобода, а пела тяжкая одинокая неволя» ( Повесть «Прогулка с удовольствием и не без морали».)

 

«Нехай житом-пшеницею, як золотом покрыта, нерозмежованною останеться навики од моря и до моря – славянська земля» (З передмовы до поэмы «Гайдамаки»).

 

Жаль, что не приходится сегодня надеяться на «пытливость» ума потомков украинского народа с Западной Украины, они поют и нынче, как и раньше, совсем другие песни, чем те, которые пели их «задумчивые земляки», извращают и толкуют в угоду Западу славянскую историю и произведения Т.Г.Шевченко, все их помыслы теперь токмо о «цивилизованном европейском суспильстве», «правах человека», «свободе личности», - о том, чтобы их приняли после покаяния в нечистой связи с кацапами в общеевропейский дом.

 

Мытци «новой Украины» додумались ныне и до того, что они иначе и физически организованы, чем примитивные кацапы, и являются органичной частью Европы в отличие от диких, навязываемых им из Азии придурковатых и грязных, неприспособленных к цивилизованной жизни диких русичей. И Великого Кобзаря, только на том основании, что он клеймил москалей, муштру, царей и вельмож причисляют без тени сомнения к своему просвещённому европейскими ценностями сонмищу?!

 

Нет, мы славяне не отдадим Славу и Слово Великого Кобзаря, последнего на вольнолюбивой Украйне воина Христова и храброго казака на растерзание чужеземцам и расскажем в заключение о безвременной смерти его от их нечестивой руки.

 

 

 

За три дня до смерти Т.Г.Шевченко, 23 февраля 1861 г. по ст. ст. и соответственно 7 марта по н. ст. в преддверии дня рождения его под псевдонимом «Горожанин С…» было опубликовано его письмо к издателю «Северной Пчелы». Это письмо стало единственной причиной смерти Т.Г.Шевченко потому и приводим его полностью без купюр:

 

«Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,

А сапоги тачать пирожник!»

Крылов.

 

« В январе месяце вышли две книжечки на малорусском языке, ничтожные по цене и объёму, но чрезвычайно важные по содержанию, и особенно по своему назначению. Я говорю о Южнорусском букваре Т.Г.Шевченко и о «Граматке» П.А.Кулиша. О первой «Северная Пчела» говорила, а о второй да позволено будет мне высказать своё письменное мнение, как о цветке, ещё не тронутом печатною грозою. Сей, по форме неуклюжий и по запаху неблаговонный, цветок есть не что иное, как нарочито неудавшийся тощий отводок от довольно объёмистого и дорогого древа познания добра и зла. Проще, П.А. сократил и удешевил первое издание своей «Граматки», что, по нашему мнению, сделал он напрасно. Первое издание, по дороговизне своей, не могло проникнуть в тёмную массу нашего народа и, следовательно, только оскорбляло самого автора, а новое, усовершенствованное и удешевлённое издание «Граматки» оскорбит многих своим наружным безобразием и схоластическою внутреннею пустотою. К первому изданию была приложена таблица умножения и дельно составленная арифметика; в новом это плодотворное зерно заменено бесплодным истолкованием Символа веры и святых евангельских истин, которые сами по себе яснее солнца. К чему ведут, например, подобные толкования и поймёт ли их человек, едва выучившийся читать?

Вопрос: «Як учить Символ виры про Бога, словимого в Святий Тройици?»

Ответ: «Учить, из що? Бог еси один, тилько в трьох лицях, або особах, - Бог-Отець, Бог-Син, Бог-Дух Святий. Не три Боги, а один Бог, и другого Бога нема ни на земли, ни на неби», - и т.д.

Есть у вас просвещённые люди меж духовенством, которые, конечно, сумеют заговорить об этом предмете с народом как лица компетентные.

В «Граматке» помещена священная история, но она так скомкана и сжата, что автор сам должен сжиматься, смотря на своё скомканное детище. В заключение на четырёх страничках помещена история Малороссии, настоящая макуха, выжимок, в которой не осталось ни капли животного начала. Наконец, обёртка украшена таким суздальско-византийским украшением, которое может сразу умертвить самое здравое чувство изящного.

Я подозреваю, что П.А., составляя новую «Граматку», увлёкся идиллическими мечтами «Хуторянина» («Основа», №1), где очень наивно предлагается какое-то сельско-хуторское просвещение вопреки просвещению городскому, а ещё вернее, что П.А. в простоте души увлёкся честною пропагандою господина Аскоченского. Но кто внушил истолкователю евангельской кротости поместить сзади на обёртке кусочек самой неистовой жёлчной полемики? За один приём дитя выучится читать и ненавидеть ближнего своего и даже сплетничать. Хвала вам и хвала, на всё досужий П.А.!

Теперь (благодаря воскресным школам) почувствовалась необходимость и в сельских школах, а следовательно, и в первоначальных дельных и дешёвых учебниках. Нельзя не сказать с Крыловым:

Хотя услуга нам при нужде дорога,

Но за неё не всяк умеет взяться…

Примите уверения и пр.

Горожанин С…».

 

Письмо «К издателю «Северной Пчелы», как это убедительно доказал И.Я.Айзеншток (смотрите его статью «Из исследований о Шевченко» в «Сборнике трудов пятой научной Шевченковской конференции», 1957 г.) принадлежит перу Т.Г.Шевченко. Но стоит ли вообще это доказывать?

Неужели не видно с первого взгляда любому непредвзятому читателю только Т.Г.Шевченко присущую оригинальную манеру изложения на русском языке? Сразу бросаются в глаза шевченковские определения о содержании и форме и соответственно цене и назначении книжечек, такие только Шевченко присущие определения как «судальско-византийское изображение, которое может сразу умертвить самое здравое чувство изящного», «наружное безобразие и схоластическая внутренняя пустота», «ни капли животного начала», «настоящая макуха», «выжимок».

 

А это чисто шевченковское противопоставление «сельско-хуторского просвещения вопреки просвещению городскому», наконец упоминание об Аскоченском, которому Тарас Григорьевич по поводу его православно-монархических идей «проговорил: «трудно вам против рожна прати» и «холодно и безучастно» слушая его «каждым движением показывал», что он «ему в тягость» (см. В.Аскоченский, «И мои воспоминания о Т.Г.Шевченко», «Домашняя беседа», 1861, вып.33, стр. 651).

 

Наконец слова «Сей, по форме неуклюжий и по запаху неблаговонный, цветок есть не что иное, как нарочито неудавшийся тощий отводок от довольно объёмистого и дорогого древа познания, добра и зла», - в которых в краткой форме изложено понимание Кобзарём разрушение Древа Жизни извращением ложного познания – кто бы до такого мог додуматься в петербургской среде, которая от подобного образа мысли была весьма далека? (Ещё раз обратим внимание на совпадение представления Шевченко о Древе Жизни с пушкинским дубом, обвитым златой цепью).

 

Что же касается «неблаговонности цветка» то можно сравнить это определение с подобным же высказыванием Кобзаря в письме П.Кулишу по поводу его «Чорной Рады»: «Розумный, дуже розумный и сердечный эпилог вийшов; Тильки ты дуже вже , аж надто дуже, пидпустив мени пахучого курева; так дуже, що я трохи не вчадив» (З листа до П.О.Кулиша, 5 грудня 1857 р.).

 

И, чтобы даже не обращаясь к И.Я.Айзенштоку убедиться в авторстве Шевченко окончательно приведём воспоминания Н.Лескова о «Последней встрече и последней разлуке с Шевченко»:

 

«На столе, перед которым он сидел, лежали две стопки сочинённого им малороссийского букваря, а под рукой у него была другая «малороссийская граматка», которую он несколько раз открывал, бросал на стол, вновь открывал и вновь бросал. Видно было, что эта книжка очень его занимает и очень беспокоит. Я взялся было за шапку. Поэт остановил меня за руку и посадил.

«Знаете ли вы вот сию книжицу?» - он показал мне «грамотку». Я отвечал утвердительно. – «А ну, если знаете, то скажите мне для кого она писана?» - Как для кого? – отвечал я на вопрос другим вопросом. «А так, для кого? – бо я не знаю для кого, только не для тех, кого треба научить разума». Я постарался уклониться от ответа и заговорил о воскресных школах, но поэт не слушал меня и, видимо, продолжал думать о «грамотке»…

Я стал прощаться. «Спасиби, що не забуваете, - сказал поэт и встал. – Да! – прибавил он, подавая мне свой букварик, - просмотрите его, да скажите мне, что вы о нём думаете». С этим словом он подал мне книжку, и мы расстались…навсегда в этой жизни. Более я не видал уже Шевченко в живых…» ( «Русская речь», 1861, № 21, стр.314-315).

 

Казалось бы, вопрос об авторстве письма в «Северную Пчелу» Т.Г.Шевченко не может вызывать и тени сомнения, но приходится лишний раз останавливаться на этом банальном вопросе потому, что в том же «букваре пивденноруськом в сучасний транскрипции» ровно половина «пислямовы» Володимира Яцюка, посвящена «доказательству» того, «что поэт не имел намерения противопоставлять своё издание Кулишевому, поскольку «Буквар» не был для него самоцелью». Зато, судя по всему, В.Яцюк задался целью опровергнуть «надуманные утверждения, что более внимательно ознакомившись с содержанием «Граматки», Шевченко разочаровался в ней и потому взялся за составление «Букваря».

 

Для этой весьма странной надуманной цели В.Яцюк, обильно цитируя хвалебные высказывания Кулиша о Шевченко, возвращается к тому широко известному факту, что поначалу Кобзарь приветствовал издание своего давнего приятеля и из этого делает вывод, что «В Кулишевой «Граматке» и Шевченковскому «Букваре» больше общего, чем такого, что можно противопоставить».

«Может возникнуть вопрос, - пишет В. Яцюк, - почему Тарас Григорьевич назвал свой «Букварь» «южнорусским»? Вопрос естественный, так как с именем Шевченко связываем высокое возрождение самого слова «Украина». Прямых свидетельств о том, что полное название «Букваря» авторское у нас нет. Однако также нет никаких данных, что такое название противоречило авторской воле Шевченко…

В то время существовала издательская традиция, согласно которой названия украинских книжек, что издавались в Петербурге, на титульной стороне обозначались русским языком. Поломал эту традицию, что до Шевченковских изданий, тот-таки Пантелеймон Кулиш, в друкарне которого явился миру «Кобзар» 1860 года».

 

 

Никакой традиции Панько Кулиш не ломал и потому только, что её не было. Ежели бы она была, то и «Кобзар», который Панько издавал не на свои средства, а на средства купца Симиренко пришлось бы назвать по-русски. Пользуясь положением редактора Кулиш варварски «исправлял» «Кобзар» по своему усмотрению, выбрасывая из оригинального авторского текста «ненужные места», а Тарас Григорьевич материально зависел от него и поневоле соглашался на любую редакцию (см. Исследование в библиотеке Лубенской мужской гимназии Ф.И.Каминского).

 

«Почав «Кобзарём», а закончил «Букварём», - с укоризной сказал когда-то Пантелеймон Кулиш, который в разное время был для Шевченко то другом-однодумцем, издателем и редактором его стихов, то ревностным соперником на поприще историко-литературных соревнований, а то и придирчивым критиком части его творческого труда…И не благодаря ли надмирной требовательности вынес он суровый приговор русским повестям Шевченко?...Попробуем понять логику этого укора» (В.Яцюк).

 

Нет, не надо разбираться в логике там, где её нет, не было и не будет никогда, где есть навязчивая тенденция видеть то, что можно увидеть только с закрытыми глазами под воздействием национального угара. То, что В.Яцюк не читал русские повести Шевченко, это его проблема, ежели бы читал, то тогда мог бы понять, что авторство письма в «Северную Пчелу», о котором он ,кстати, даже не считает нужным упомянуть не требует доказательств, и, что, по крайней мере, Шевченко противопоставлял свой «Букварь» Кулишевой «Грамотке», но высказывание самого Кулиша, если бы В.Яцюк хотел бы хоть в чём-то разобраться, следовало бы из соображений элементарной добросовестности и порядочности привести полностью. Вот оно:

 

« Хоч и вчащав Шевченко до нашого куреня, та не переважали мы шкидливой принады…братався з чужими… почав Кобзарем, а киньчив Букварем» («Сочинения и письма П.Кулиша» в 10 т. – т.1, стр. 44, 1908 г.).

 

В.Яцюк видимо решил убедить читателей «Букваря пивденноруського», что слова Кулиша лишь подчёркивают его претензии к Шевченко, как к поэту, чьё творчество со временем так стало оскудевать, что дошло, аж до русских повестей. Начал-де великим поэтом, а закончил лишь неумелым просвещенцем. Схожие претензии предъявлялись и к Пушкину, коего также, как и украинского поэта «лета к суровой прозе клонили» - развившийся разум их требовал большей точности в выражении философских и богословских определений и прогонял рифму, ибо ради неё и мелодичности и ритмичности текста часто требуется жертвовать содержанием, на что наши славянские гении ввиду важности затрагиваемых ими общечеловеческих вопросов не могли внутренне согласиться.

 

Но если привести высказывание Кулиша полностью, становится понятно, что украинского пана редактора первого национального издания в Петербурге не устраивало «братание» Кобзаря с русскими друзьями, которые не желали примечать особых дарований завистливого и притом льстивого, лицемерного, да к тому же и весьма навязчивого приятеля великого поэта.

 

Кулиш не доволен тем, что Шевченко, по его мнению, начал украинским певцом, а закончил соглашательством с кацапами и москалями, автором угодного русским «Букваря», а не «Граматки», да к тому ж ещё даже не украинского, или хотя бы «малорусского» на худой конец как у него, - Кулиша, а «южнорусского».

 

И сегодня на Украине, или как захотелось им недавно – в Украине, принципиально не желают знать ни о чём собственно русском, и даже национальность русскому человеку пишут в паспорте «россиянин», поминая тем самым страну и государство, но перечёркивая всё, что связано с русским языком и русской нацией. Тоже самое кстати творят сегодня и т.н. российские ( но конечно же не русские) демократы в угоду Европе и их пресловутым, исключающим Род и нацию, ценностям и в России.

 

Представим себе…что наш великий русский поэт Пушкин издал бы «Граматку», взяв за основу буквы чужого языка и на основе , к примеру украинского языка, стал бы изобретать слова не в традиционном для национального сознания стиле, - какова была бы реакция недалёких, национально «обмеженых» и «на всё досужих» патриотов? Только одна – уничтожить, и чем скорее, тем лучше, ибо справиться другими сред

Календарь
«  Май 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
2728293031
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0